Педагог и блогер Дима Зицер в программе «Вдох выдох» на канале «Ходорковский Live» рассказал Ренату Давлетгильдееву о том, как бороться с «уроками о важном» и пропагандой войны в школе, есть ли опасность травли русских детей в школах за рубежом, чем сегодняшняя ситуация в образовании отличается от той, которая была еще совсем недавно и почему «дети сами не разберутся» .
— Хочу начать с темы, которая как будто бы напрямую образования не касается. Бандит, в прошлом командир батальонов ДНРовский, Артем Жога стал полпредом президента в Уральском Федеральном округе и заработала тем самым окончательно программа по созданию новых элит. Мы знаем, что программа эта заработала чуть раньше, когда «Движение первых», которое занимается пропагандой в школах, возглавил бывший командир танкового батальона. Вот мы сегодня наблюдаем в средних школах создание и цементирование той самой новой элиты «СВОшной». Страшно ли тебе от того, что школы становятся базой для формирования этих новых элит?
— Страшно мне давно и это не единственный повод пугаться и быть в ужасе. Но вообще это действительно довольно ужасно. Тут дело даже не в том, что они формируют свои бандитские элиты какие-то. Дело в том, что они как бы структурируют эту самую новую норму. То есть для ребенка абсолютно понятно, что мир устроен именно так. Что приходит к нему действительно бандюга и преступник, которого ребенок, между прочим, таковым не считает и имеет полное право таковым не считать, поскольку в него заложено доверие ко взрослым. И этот человек становится для него, пытается стать для него значимым взрослым так называемым, то есть тем человеком, который влияет на человека и оставляет след в его душе, что называется. И это действительно довольно страшно и очень-очень опасно.
— Если родители ребенка не поддерживают войну, не поддерживают так называемую «специальную военную операцию» и говорят об этом дома, они могут как-то повлиять на формирование вот этого образа идеального мужчины в глазах ребенка, чтобы не этот СВОшник был этим идеальным мужчиной, условно говоря, а папа?
— Ну я опять сейчас запою свою заунывную песню, но ничего не поделаешь, запою, раз такой вопрос. Это очень сильно зависит от возраста и очень сильно зависит от контекста.
Ну вот давай для простоты представим себе следующую ситуацию. Мне восемь лет. Меня долго-долго разогревали взрослые и говорили, что школа — это свет, школа — это очень важно и мама, любимая, дорогая мама, берет меня за ручку и ведет в школу. В школе я встречаю, значит, вот это существо. Но как мне разобраться?! Меня же мама туда привела! Взрослые хотят мне добра! Я в силу возраста так считаю и не сомневаюсь в этом и мне говорили об этом со всех сторон. И что же мама в это момент должна сделать? Сказать: сыночек, я привела тебя в Третий рейх? Я привела тебя в логово врага, я влияю на твою жизнь не положительно, как ты думал до этого момента, а отрицательно? Ну вот и все, возникает, извини за выражение, когнитивный диссонанс у человека в голове. Это в лучшем случае.
А в худшем случае не возникает вообще ничего на самом-то деле. То есть мир целостен, как видим мы его в этом возрасте, и, соответственно, в этом мире уживается и прекрасная моя мама, и бандюга этот, который приходит ко мне. Так что вот так.
Если мы говорим о молодых людях возраста 14, 15, 16 лет, шансов там, конечно, больше. И в первую очередь не из-за того, что говорят дома, хотя это тоже влияет. А из-за того, что в этом возрасте мы довольно цинично смотрим на мир вообще и мы-то уже распочухали, извини за выражение, что взрослые, мягко говоря, не всегда хотят нам добра. И поэтому известный скептицизм подростковый, который я распространяю на весь мир, я распространяю и на эту вот сволочь, которая в школу ко мне притащилась или ее притащили. Так что вот так. Но хорошего в любом случае ничего.
— С Дмитрием Быковым в программе «Навигатор» мы тоже часто на эту тему беседуем, так как он в прошлом школьный учитель. Вот у него тоже такая встроеная концепция, что детей обмануть не получится, что если их лечить бесконечно ежедневно на тему, что война — это хорошо, то они будут, безусловно, внутри себя кричать, что война — это плохо. Ну ладно, с подростками разобрались. А что делать с 6-7-8-летними детьми? Вот я, предположим, родитель, я не хочу, чтобы моего ребенка оболваниванили.
— Если они ожидают такой встречи в школе — не ходить в эту школу. У меня нет другого ответа. Не ходить в эту школу. Если вы уверены, родители детей этого возраста, что в школе у вас директор защищает детей и не пускает эту заразу и эти вирусы (самое мягкое слово) к себе в школу — я имею в виду и «уроки о важном»» и все эти Z-построения и так далее — так бывает в России, есть такие школы — то ступайте. Но все равно будьте очень-очень внимательны. Еще раз: если вы подозреваете — даже подозреваете! — что там ваш ребенок может встретиться с командиром танка или еще что-то — просто не ходить туда и все. Идти на семейную форму обучения.
«Семейная форма обучения — это законно»
— Мы обсуждали уже, в наших эфирах в том числе, подпольное образование, как тоже некий протест, как антивоенный протест, довольно сильный и мощный. Вообще какова судьба этого самого подпольного образования? Потому что, насколько я понимаю, власть очухалась и понимает, что с этим тоже нужно каким-то образом ей бороться.
— Власть очухалась, но власть пока с этим ничего не сделала. Закон «Об образовании» не изменен, это очень-очень важно. Понятное дело, что я готов держать пальцы скрещенными, чтобы этого только не произошло. В соответствии с законом «Об образовании» сделать с этим пока ничего нельзя.
И — отличный вопрос. На самом деле, растет и ширится — не подпольное образование, а семейная форма обучения. Важно сказать, что это законно. Это очень важное сообщение. Потому что, знаешь, могут понять иначе, что, так сказать, детей забирают из школы и тайно, значит, обучают их грамоте. Речь идет вообще не об этом. Речь идет о том, что оформляется семейная форма обучения. Подпольное это может быть в каком смысле — в том смысле, что полуофициально объединяются какие-то семьи в группы. Дальше в любом случае они проходят аттестацию, привязываясь к какой-то школе, ну и все, идут вперед вплоть до получения диплома. Все больше и больше этого становится, все больше и больше чатов на самом деле есть и каналов в телеграме, которые я не буду называть по понятным причинам, но те, кто интересуется, их с легкостью найдут. Такие родители ищут учителей, а учителя ищут родителей, родители ищут друг друга в разных городах, в общем, это существует.
— Мы говорим в первую очередь про Москву, Петербург, города-миллионники, или в провинции такое тоже есть?
— Мы говорим в первую очередь про провинцию. Вообще, вся вот эта байда про то, что вся жизнь в России происходит в Москве и Петербурге — понятно, откуда она идет. Это часть, извини за выражение, имперского самосознания. Это полная чепуха, я в этом убеждался множество раз. Вот тот, например, телеграм-канал, который я сейчас держу в голове, ребята с Волги откуда-то организовали, не помню город, а если бы и помнил, не сказал. В самых-самых разных городах это происходит.
В Москве и Петербурге в каком смысле ситуация проще? Школ намного больше. Если родители действительно озабочены этой проблемой, так или иначе, я думаю, что они могут найти, ну, как минимум учителя, в котором они уверены. Учителя «началки» — самое главное лицо, понятное дело, для ребенка в этом возрасте. А если мы говорим о каком-то городе поменьше, то и школ там меньше и, соответственно, вариативность намного ниже. И тогда необходимость вот этого обединения с единомышленниками, естественно, намного выше. Так что я говорю про провинцию в первую очередь.
«Нас к этому не готовили, нас этому не учили»
— Наши зрители часто задаются вопросом: может быть, мне тоже уехать? Я бы уехал, говорят они, но у меня дети, которым нужно обязательно найти школу, как они будут получать образование за границей? Я уверен, что с тобой общаются семьи, которые покинули родину и у которых дети, и они тоже обращаются за советом. Существует большая проблема получения образования детьми этих уехавших?
— Да нет, не существует никакой проблемы. У меня в голове закрутилась строчка из раннего Бориса Борисовича Гребенщикова: «Десять степных волков / И каждый пьян, как свинья / Я был бы одним из них, / Но у меня семья».
Слушай, я совсем не так вижу картину, потому что люди, которые оказались не в России, — ну, слушай, они с легкостью нашли школу, нашли образование. Мы же говорим с тобой, ты понимаешь, о спасении. Не хочется говорить пафосные вещи, но вообще-то мы говорим о спасении. Мы говорим о том, что человек семи, восьми или девяти лет может попасть или попал уже, не дай бог, в индоктринирующую среду, которая останется с ним на всю жизнь. И поэтому, если всерьез есть люди, которые говорят: либо это, либо у меня есть возможность уехать и там придется искать школу, входить в социум и так далее — ну, мне кажется, однозначно надо выбирать второе.
Еще раз — речь идет о спасении. Речь идет о том, что так или иначе это закладывает такие рельсы на всю жизнь человеку, рельсы судьбы в определенном смысле. Ну, слушай, ну не такая школа — так другая, не очная — так онлайн, не частная — так государственная. Я очень-очень за государственные школы, когда люди переезжают. Искать хорошую школу и идти в нее и входить таким образом в социум. Конечно, есть сбои, но у большинства получается и получается очень-очень неплохо. Так что не знаю, заостри — может, я не до конца понял вопрос?
— Ну вот у меня, например, моя близкая подруга Марфа Смирнова, живет в Грузии, ведет стримы на Insider и когда я ее спрашиваю, нравится ли ей в Грузии, она говорит: у меня очень много претензий, но я не готова отсюда пока никуда переезжать, потому что здесь я нашла школу для своих детей. И именно найти нормальную приличную школу, где им будет комфортно, где им будут давать адекватное образование, где они смогут не забыть русский язык — для нее это первоочередная задача. Очень многие ее коллеги перебрались — кто-то в Испанию, кто-то в Германию, — но она мне говорит: я не смогу туда переехать; может быть, я и хотела бы переехать в Европу, но поиск школы для меня будет огромный удар, огромная задача. И пока у меня есть эта школа в Грузии, я буду в Грузии сидеть, несмотря на то, что мне хотелось бы как-то перебраться в европейское пространство.
Я смотрю на таких товарищей и понимаю, что для них огромная беда и огромная задача — найти нормальную школу для детей. И это очень многих останавливает от переезда или, например, от дальнейшего переезда, от поиска более комфортной страны, чем условная Грузия, которая сейчас, к сожалению, становится все более и более пророссийской и опасной для российских политических журналистов.
— Слушай, я тебе скажу, я — фанат Марфы Смирновой, мы даже как-то с ней про это говорили, про школу в частности, я даже знаю, о какой школе в Грузии идет речь. Но мне кажется, что в этих случаях родители немножко преувеличивают. В каком смысле — я не имею в виду, что они лукавят, нет-нет, но иногда они чуть-чуть… Ну, так сказать, само собой это происходит: собственные опасения и собственный страх чуть-чуть сваливают на детей. Ну, понятное дело: я как-то уже приехал, как-то уже устроился, вроде школа в порядке и ребенок у меня в порядке, ну как я поеду дальше?
Слушай, так же точно, как можно найти хорошую школу в Грузии, так же точно можно найти хорошую школу в большинстве городов — про Европу ты говоришь — в большинстве городов Европы. Могут ли быть сбои? Могут быть, конечно.
Это очень зависит от возраста человека. Если мы говорим опять-таки про человека 13 лет, например, и человек 13 лет счастлив в той среде, в которой он находится — если есть возможность его не дергать, лучше не дергать, безусловно. Потому что, помимо всего прочего, это возраст переоценки ценностей и для человека очень-очень важна та самая среда, тем более, если он в нее вошел, если она стала для него привычной и комфортной. Если мы говорим про человека младше или сильно старше — ну отлично, вместе будете искать школу, вместе будете пробовать, вместе будете находить — ничего не поделаешь.
Я не помню, говорили мы с тобой об этом или нет, но скажу: мы оказались в новой, совершенно другой системе координат. Я уверен, ты это понимаешь и зрители наши это понимают. В абсолютно новой системе координат, к которой неприменимы мерила и инструменты из прошлого. Ну, вот так получилось. Вот пять лет назад многое из того, о чем мы говорим, работало определенным образом, мы к этому привыкли. В ситуации войны, в ситуации бойни преступной, которую Россия устроила в Украине, так или иначе мы оказались в этом поле, инструменты сменились. Ничего не поделаешь, нас к этому не готовили. Нас этому не учили. Мы, конечно, продолжаем быть взрослыми и стараемся быть ответственными, и что-то у нас получается, а что-то не получается, но у нас зыбкая абсолютно почва, понимаешь, в ней мы заново ищем инструменты.
В том числе нас не готовили к тому, что, вот, например, у меня две недели назад в эфире была женщина. Представь себе: у нее ребенку четыре с половиной года, Ренат, он поменял семь садиков! Сейчас он в седьмом, в Грузии как раз. Семь садиков, четыре с половиной года! В первый он пошел в полтора, по-моему, в Москве еще.
Ну конечно, никто нас к этому не готовил, мы понятия не имели, что так будет. Ничего не поделаешь, нам нужно эти самые новые инструменты изобретать. Хорошо ли переезжать из Грузии в Польшу или, там, в Нидерланды? Ну, ничего особо хорошего нет. Но жизнь устроена так и мы будем идти вперед и мы будем искать.
У меня книжка вот сдана уже в издательство об этом, которая называется «Любовь в условиях турбулентности», и там про людей как раз, про нас, которые оказались в этой самой полной турбулентности. Мы не понимаем, каким образом строить себя, каким образом эту самую любовь сохранять, но выхода нет и модели находятся. Так что, нет, переезжать. Если хотите.
«Сто процентов украинских детей находятся в глубочайшей травме»
— Еще один маленький вопрос про переезжающих. Травли очень многие боятся. Травли детей за то, что они из России, за то, что они говорят на русском. Травля детей в школах именно — это существенная проблема? И как с этим бороться?
— Ну, во-первых, слово «травля» я бы не использовал. Слово «травля» — это слово очень-очень специальное, очень-очень особенное, так что в коллективах, в которых не было травли до этого, не появилось травли и после приезда русских детей. Я так сужу немножко эмпирически, прости, у меня нету статистики на эту тему, может, она появится рано или поздно.
Это было огромной проблемой пару лет назад. В каком смысле это было проблемой? В том смысле, что и школы не знали, что с этим делать, и сами дети не знали, что с этим делать, и родители не знали, что с этим делать эмоционально. Ну, простая ситуация: украинский ребенок имеет право ненавидеть ребенка русского?
— Ну, конечно, имеет полное право.
— Правда же? Отлично, нам это понятно. Ничего отличного в этом нет, но нам это понятно. Сто процентов украинских детей находятся в глубочайшей травме. Сто процентов, где бы они ни находились. В этот момент, ничего не поделаешь, в человеке рождается ненависть. А вот что делать с этой ненавистью и одному, и второму — это вопрос. И с течением времени — опять-таки, ничего не поделаешь, время меняет нас и время стабилизирует нас — что с этим делать, становится все понятнее. Понятно, как вести себя русскому ребенку в этой ситуации, более понятно, и понятно, что говорить педагогам украинскому ребенку, более понятно.
Так что в этом смысле — нет, я не думаю, что это центральная проблема. Вот смотри, если бы ты задал мне этот вопрос пять лет назад, просто вот так сформулировал: Дим, родители переезжают, семья переезжает, они ищут школу ребенку, на что нужно обратить внимание? Я бы тебе и так сказал: нужно обратить внимание на то, что там здоровая компания, на то, что там нет заражения вот этой самой бациллой буллинга, бациллой травли. В любое время абсолютно.
Теперь я даю тебе честное слово: в большинстве ситуаций, которые я вижу и к которым я имею отношение, я не вижу никакой травли русских детей. Ну, я вот из Варшавы вернулся. Слушай, в этом смысле два или два с половиной года назад Варшава, поскольку там очень много людей из Украины, была таким местом номер один, где звучали всякие истории про неприятие, про ненависть и так далее. Все стабилизировалось так или иначе и становится понятно всем, кто чего стоит, и становится понятно всем, что нет, это не автоматически означает, что человек, который говорит на русском языке, что он автоматически фашист. Ну, вот.
Но при этом, еще раз, прости, что я вот эту мысль пилю все время: это новая ситуация, ребята. Это не ситуация, которая была три года назад, даже, тем более, пять лет назад. Нам другие факторы нужно брать в расчет, нам приходится брать их в расчет. Мы взрослые, мы родители, нам приходится проверять эту школу, если мы идем туда, нам лишний раз нужно прийти и поговорить с директором, лишний раз поговорить с учительницей, с которой встретится наш ребенок, и постоять на крылечке и понаблюдать, может быть. Ну, это родительство, взрослость.
«Крутиться как уж на сковороде, но не возвращаться»
— Еще одна ситуация, которая тоже касается новостной повестки. Сотни российских программистов сейчас отправятся обратно на родину, после того как их уволили из одной из крупнейших IT-компаний ABBYY, и в том числе это семьи с детьми. Вот они пожили в Сербии, кто-то пожил на Кипре и сейчас эти семьи собирают чемоданы и вместе с детьми, которые поучились в других школах, возвращаются обратно в Россию. Они учились в других школах, им там пропагандировали антивоенные идеи, они там учились вместе с украинскими детьми, которые бежали от войны, вот сейчас эти дети возвращаются в российские школы обратно. Что их ждет, с чем им придется столкнуться?
— Ну, я позволю себе непопулярную точку зрения, во-первых. Родители не вынуждены с чемоданами вернуться домой. Опять-таки, турбулентность — самое мягкое слово и война — честное слово. Будет трудно в этой ситуации искать новую работу и искать себя и находить точку, но, мне кажется, тем, у кого есть минимальная хотя бы возможность это сделать, это нужно делать.
Однозначный ответ на твой вопрос «Что будет?» есть — будет слом. Особенно если мы говорим про детей вот этого самого так называемого предпереходного возраста или начала переходного возраста. Я с ужасом представляю себе, как это будет устроено. Может ли такое быть, что они попадут в поддерживающую среду? Теоретически может, я оговариваюсь еще раз, есть честные и профессиональные учителя и есть школы, в которые не зашел этот вирус. Нх немного, их не большинство, к моему огромному сожалению. Можно создать семейную группу.
Но мне кажется, что речь идет о людях относительно молодых, насколько я знаю, потому что так получилось, что я знаком даже с некоторыми из них. Крутиться как уж на сковороде, но не возвращаться, вот насколько это возможно. Все. Если они вернутся и будут вопросы и будут проблемы, ну, будем помогать.
«Семья — заказчик образования»
— Несколько дней назад мы обсуждали открытие специального класса в Бурятии, который курировало местное отделение полиции, где должны были воспитывать молодых полицаев и учить их правильно пользоваться дубинками, причем аж со второго класса, то есть буквально с восьми лет. Поднялась общественная компания, многие медиа об этом написали, в том числе мы на «Ходорковский Live» об этом рассказали, региональные медиа об этом рассказали и вот уже директор берет свои слова обратно, вот уже, оказывается, совсем неправильно ее поняли и прочее. То есть выходит, что в целом общественная компания по противодействию вот этому навязыванию милитаризма или силовой повестки в школах, она тоже работает. То есть можно каким-то образом бороться с тем, чтобы у тебя открывали класс имени ФСИН, класс имени МВД, а детей водили на экскурсии в местную колонию?
— Ну, конечно, да. Понятное дело, что больше всего фашисты боятся объединения людей, тут ничего нельзя поделать, потому что они существуют только при молчаливой поддержке. Потому что они иначе тают, как волшебница Бастинда, понимаешь, из «Волшебника Изумрудного города». Но в данном случае с этим полицейским классом выступили-то многие, выступили и так называемые соратники Путина. И поэтому возник такой эффект. При всем моем огромном уважении к вашему каналу — ребят, если бы выступили только вы, к этому, не знаю, присоединился бы «Дождь», присоединился бы Саша Плющев и кто-то еще, ничего бы не было, как ты понимаешь.
Теперь по сути вопроса. Ну, конечно, да. В принципе любая система, тем более система образования, меняется родителями. В том самом законе «Об образовании», который я так люблю и часто упоминаю, написано, что семья — заказчик образования. Сейчас они вот это и хотят поменять, слово «заказчик», слово «клиент».
Мы заказываем образование для наших детей. И поэтому в принципе, вне зависимости от войны, меня всегда потрясала ситуация, когда родители говорили: мы люди подневольные, да, у нас плохая школа. Ну, пойдите и поменяйте! Объединитесь вместе! Вот у нас учительница орет на детей — ну так увольте ее, эту учительницу! «А вот это сложно». Ну, это не просто, конечно, вообще неприятный разговор, собраться с родителями, прийти к директору и сказать: мы несогласны. [Вам отвечают:] мы не можем ее поменять. Ну хорошо, наши дети не будут в школу ходить. Ну что, думаешь, так не бывает? Бывает. Я не про Россию такие истории знаю, но, поверь мне, знаю, когда гражданское самосознание у людей довольно высоко, когда дети просто добиваются этого при поддержке родителей.
Так что, конечно, да, конечно, да. Вера у меня не очень большая на изменения таким образом, хотя был бы счастлив, безусловно, поддержал бы всем, чем могу.
«Знаешь, сколько детей мне пишет о том, насколько невыносимо им в школе?»
— Исходя из этого принципа, в целом можно каким-то образом попытаться противодействовать и идее господина Мединского отменить 11 классов просто вот этой общественной компанией и подключением к этой общественной компании людей из другого лагеря, у которых тоже иногда достаточно мозговых извилин, чтобы понимать, адекватно предложение того или иного служителя режима, или нет?
— Ты понимаешь, какая история. Да, но, — скажу я тебе. Понятное дело, что Мединский — это просто неуч. Он не имет никакого отношения ни к образованию, ни к истории даже, по которой у него диплом. Кто такой Мединский? Он понятия не имеет, как устроена школа, как устроен урок, как устроена система образования. В этом смысле разговор про Мединского серьезный — это легитимизация Мединского, чего делать не хотелось бы. Но он действительно человек, который, к моему огромному сожалению, может влиять на то, что происходит. Вот он, да, типичный пример фашиствующей идеологии, фашист, говоря простым языком, это легко доказать. Но это другая тема. Я думаю, что большинство понимает.
Значит, ты прав абсолютно, он выходит с потрясающим сообщением и предложением сократить обучение с 11 до 10 лет, при том, что мы понимаем, что тренды в образовании общемировые — прямо противоположные. То есть речь идет о том, что человек учится всю жизнь, школа длинная, школа — 12 лет в большинстве стран мира. В России и так 11. Почему 12? Потому что в школе мы должны получить модели: как учиться, как взаимодействовать с миром, как понимать, научиться сдавать экзамены, между прочим, в старших классах, научиться соединяться с другими людьми, научиться работать в группах, научиться находить знания, научиться заинтересовываться и так далее. На это нужно время.
Значит, Мединский по понятным причинам [это делает], но самое банальное — это нужны руки, чтобы в них вставить ружье или просто нужны руки, чтобы делать снаряды. Это банально, но я боюсь, что это правда. Он сокращает это до 10 лет. Думаю, что там есть еще дополнительные правды. Потому что, ну чего учиться так долго? Ну да, семьеведение у нас чудесный урок, быстренько рассказали, как, на взгляд Путина, должна быть устроена семья и поехали рожать. Плетение маскировочных сетей, кто больше километров сплел, уроки о важном, все это выстраивание буквой Z — это и есть по Мединскому содержание образования.
Но, Ренат, знаешь, самое главное, я вдруг об этом подумал. Знаешь, сколько детей мне пишет о том, насколько невыносимо им в школе? Вот у меня есть такие письма. Есть письмо от девочки, которое я забыть не могу год уже и все время его цитирую, девочка на тот момент была в восьмом классе. И вот она написала мне, в программе это звучало, о том, что она против войны, она против Путина, а ее родители — за, ее учителя — за, ее одноклассники — за. Что же делать? — говорит она. И если я думаю об этой девочке, слушай, это же круто, если бы она еще после восьмого класса могла бы свалить из школы! Понимаешь, какая история? То есть это тот странный случай, когда делает он полную дурь и исходит он из очень плохого и очень античеловечного, но это странным образом может кому-то помочь. Так что вот.
— А куда писать Диме Зицеру, если страшно, если непонятно, что делать, если хочется задать вопросы о чем-то сокровенном?
— Ну, самый простой способ — зайти на мой Youtube-канал, под любым эфиром, под любой трансляцией есть ссылка для вопросов и обращений для тех, кто хочет вообще попасть в эфир. Пишите, мы отвечаем. Вообще меня найти легко, я не законспирирован. Прям так не буду вываливать емейл личный, но это несложно. Через Youtube проще всего, наверное.
«История про то, что “дети сами разберутся” — самая античеловечная на свете»
— Закругляя наш разговор спрошу вот так: ну то есть в целом — жопа, но выбраться можно?
— Не-а. Почему ты вдруг сделал такой вывод? Кому как. Ну, во-первых, есть такой принцип: если выбираться, то выбраться можно. Но для этого надо выбираться, это важный момент.
Вот еще раз, прости за повтор, но выхода нет. Если мне семь лет и мама отправляет меня в школу, выбраться я не смогу. Я не смогу сам из этого выбраться, это вот главный вывод всех исследований. Это изученный возраст и индоктринация изучена, я не могу сам из этого выбраться. Вот эта история про то, что «дети сами разберутся» — самая античеловечная на свете. Есть огромное количество ситуаций, в которых дети сами не разберутся.
Значит, если моя мама дорогая и мой папа дорогой берут меня за ручки, когда мне семь лет, и мы уходим вместе оттуда, выводят оттуда, то выбраться можно. Пока еще, во всяком случае. Пока не отменено семейное обучение, тьфу-тьфу-тьфу, не дай бог. Но на данный момент выбраться можно, есть куда уйти.
Но ты понимаешь, какое количество людей говорят и продолжают говорить до сих пор: мы же выжили и они выживут? Не понимая, к моему огромному сожалению, что ситуация несравнима с тем, как выживали они, как выживали мы, как выживали до нас и так далее. Ситуация совсем-совсем другая, этих детей обкладывают со всех сторон, со всех сторон!
Ну вот еще раз, представь себе напоследок действительно жизнь этого мальчика или девочки семи лет, какой она может быть. Не дай бог, если она такая. Дома бабушка смотрит Соловьева и постоянно это крутится у него в голове, он выходят из дома, у него тут билборды, на которых написано «Записывайся в армию, убей украинца» и так далее. Он входит на крылечко школы, видит огромную букву Z. Он вступает в школу, у него сразу урок о важном, семьеведение, как должна быть устроена семья, на взгляд Путина. Ничего не поделаешь, это урок, этому посвященный. Плетение маскировочных сетей. Ну как ему выйти-то из этого? Он обложен со всех сторон.
То есть в этот момент и должен появиться тот самый значимый взрослый, кто бы он ни был, ближайшие значимые взрослые это мама с папой, надеюсь, значимые, которые говорят: нет, мы не ходим в эту дрянь. Потому что грязь есть грязь, в какой цвет ее ни крась, Галич сказал. И это очень точно. Мы выходим из грязи, мы не будем иметь к ней отношения, насколько это возможно.
